garden_vlad (garden_vlad) wrote,
garden_vlad
garden_vlad

Categories:

Дневник обозревателя

Интересные воспоминания о боевых действиях в Славянске известного поэта и добровольца Юрия Юрченко: "Поэту поэтово - http://argumenti.ru/toptheme/n480/393436
Прямо надо сказать, история Юрия Юрченко и драматична и (даже) романтична. Так и напрашивается на хороший сценарий для увлекательного кинофильма. Однако всё описанное не вымысел, а тяжёлый жизненный опыт. Особенно обратил бы внимание на жёсткий военный порядок и дисциплину, которые господствовали в славянском ополчении Игоря Стрелкова. А также и на то, как очень рано это ополчение стало крайне нежелательным явлением в глазах кремлёвцев.



"Пока майданствующая Украина мечтает о Европе, иные из европейцев отправляются на Донбасс, чтобы встать в ряды ополчения. Один из них – русский гражданин Франции Юрий Юрченко 1955 г. р., поэт, драматург, актёр. Последней каплей для него стало письмо погибшего российского добровольца, посмертно опубликованное в Интернете: парень писал, что не может более прятаться за заботу о семье. Прочитав это, решился и Юрий. Жене и дочери не признался – сказал, что едет в Кишинёв на фестиваль в честь дня рождения Пушкина. Прибыл в Донецк и записался в ополченцы.

В первые три дня вместе с другим европейцем-добровольцем – русским гражданином Германии – сосредоточился на подготовке информационных сообщений, чтобы донести до Европы неизвестные ей факты и суждения. А после отправился на передовую – в Славянск.

«У меня была военная подготовка, – говорит Юрий с иронией. – Я в детстве охотился с ружьём в тайге, в Магаданской области. Какое-никакое знакомство с оружием. Собственно, в Славянске на блокпостах ополченцы стояли как раз с охотничьими ружьями. А Кургинян рассказывал про какие-то горы автоматов, которые якобы оставил в Славянске Стрелков».

Первое, что удивило Юрия в осаждённом городе: ничтожное присутствие российских добровольцев.Более 90% ополченцев – жители города и округи. «По прибытии я прошёл курс «молодого бойца», – рассказывает Юрченко. – Такой инструктаж проводят местные. Если в Новороссии и присутствуют российские инструкторы, то они отвечают за более серьёзную подготовку. Впрочем, я их не встречал. Мне лишь известно (не знаю, секрет это или нет), что ополченцам из Донецка помогали в Ростове осваивать захваченные танки и артиллерийские орудия».

Узнав, что Юрий писатель, начальник штаба пожелал сберечь его для пропагандистской работы. Но писать с чужих слов Юрченко не захотел (он мог делать это и во Франции, не отходя от компьютера). И стал первым официальным военкором в рядах ДНР – добывал информацию собственноручно.

Отход из Славянска Юрий вспоминает с болью: «Людей хватало – не хватало оружия. У «Оплота» Захарченко в Донецке были и танки, и артиллерия. «Восток» Ходаковского тоже был достаточно экипирован. Но чем они там заняты? Мне повезло: я был в Славянске, я видел чистую войну. Видел командира, который только воевал, не занимался бизнесом, ничего ни у кого не «отжимал». По законам военного времени он расстрелял двух командиров-мародёров. В Славянске был железный порядок, никакого разбоя, никаких ограблений. Розу на клумбе сорвать не могли – приходили спрашивать разрешения… В общем, когда мы вошли в Донецк, мне было с чем сравнивать. Я увидел бардак. Пьянь, казино, путаны… Стрелков стал арестовывать в Донецке ополченцев, которые вели себя неподобающим образом, – к нему сразу пожаловали местные командиры: мол, не трогай их, это наши лучшие бойцы!.. В итоге Стрелкова отозвали в Москву. Будучи офицером, пусть и отставным, он не мог не подчиниться».

В течение полутора месяцев после отхода из Славянска Юрий ездил по другим местам, где шли бои: Шахтёрск, Снежное, Саур-Могила, Иловайск. В Иловайске пообещал диабетику, мирному жителю, лекарство. Ходил по госпиталям в Донецке, искал, нашёл. Военкоровские машины разъехались, пришлось добираться в Иловайск на попутках.

– В той «газели» было шестеро ополченцев-автоматчиков, – говорит Юрий. – Я подумал, знают, как ехать. Оказалось, нет. Вижу – двигаемся по дороге, которая должна быть перекрыта украми. Старший молчит. Ну, думаю, и я лезть не буду. Только пистолет достал на всякий случай… Внезапно – дикий обстрел. Со всех сторон машину прошивают. Она подпрыгивает – видимо, стреляют из миномётов. Чудом проскочили. Никого не ранило! Ликуем! Я веду съёмку, смотрю на всё сквозь камеру… И вдруг понимаю, что машина встала. Поднимаю глаза. Вокруг всё пёстро от жёлто-голубых повязок и касок. Человек тридцать. Торчат стволы – автоматы, ручные пулемёты.

Я вырос на советских фильмах, советской литературе – сдаваться в плен нельзя… Сижу в глубине машины, им меня почти не видно, уж точно не видно мой пистолет. Они на взводе, разгорячённые – хорошо, что сразу машину не расстреляли. Стоит мне выстрелить (в себя или в кого-то из них) – сейчас же откроют по всем нам огонь. А все шестеро ополченцев молоды: от 20 до 30 лет. Не знаю, как бы сложилось, будь я один. Но в тот момент я подумал: так нечестно, я-то пожил, а они нет. Всё это какие-то секунды… Решаю, что пистолет украм отдавать нельзя, и прячу его между спинок сидений. Прячу и думаю: если сейчас он грохнется, то они дрогнут и всем нам хана… Туда же прячу телефон с дээнэровскими номерами».

Спасение – откуда не ждали

Бойцы ВСУ вытащили Юрия и других ополченцев из машины, повалили на землю, стали пинать, избивать прикладами, вонзать им штыки в ноги. Гоняли их по мосту под прицелом снайперов ополчения. Безрезультатно пугали незаряженным пистолетом у виска, требуя ценную информацию. Затем отвезли в свой штаб – в какую-то школу. Юрия со сломанными рёбрами и сломанной ногой поместили в железный шкаф во дворе школы. Там, в темноте, он познакомился с пленным Мирославом – словаком по национальности, гражданином Словакии.

«Эта группа укров была окружена, школу обстреливали. Каждую ночь они собирались прорываться и выводили нас на расстрел, однако в эти моменты ополченцы прекращали стрельбу, и укры решали остаться в школе ещё на сутки. А днём во двор школы, рядом с нашим ящиком, прилетали мины. Думать о смерти нельзя было – с ума сойдёшь. Мы просто смирились и сохраняли постоянную готовность к смерти на тот случай, если укры внезапно всё-таки решат нас застрелить. Нельзя было позволить им застать себя врасплох, показать страх, – рассказывает Юрий. – Из еды предлагались печенье и консервы. Я ничего не ел все эти шестеро суток. С моей ногой и рёбрами добраться до сортира я не имел возможности, а таскать меня они вряд ли бы стали – пристрелить могли, да и унижаться перед ними не хотелось.Я только воду пил, благо нам оставляли бутылки пустые. Мирослав выносил их».

В той группе вэсэушников был грузин Ираклий – начальник разведки Саакашвили до войны 2008 года. Когда он допрашивал Юрия, выяснилось, что поэт окончил Грузинский государственный университет театра и кино, играл в театрах Тбилиси, издал в Грузии свою первую книгу. На вопрос, говорит ли он по-грузински, Юрченко прочёл в оригинале стихотворение грузинского классика Галактиона Табидзе. Оказалось, что Галактион и Ираклий родились в одной деревне…

«В последний момент, когда вэсэушники решили покинуть школу и расстрелять пленных, Ираклий спас нас и отвёз в Курахово, в другой штаб ВСУ. Там пленные спали в подвале, на кафельном полу, на каких-то куртках. Мне с моими переломами досталась деревянная скамья. Кормили нормально, правда, повар был садист, захаживал к нам иногда, – вспоминает Юрий. – Следователь говорил мне: чтобы нам не подделывать твой стиль, напиши, что про фосфорные бомбы ты выдумал по указке Москвы (фосфорные бомбы запрещены конвенцией. – Ред.). Я отвечал: никто не поверит, я же гражданин Франции, Москва мне не указ… Нередко бойцы, только что потеряв своих соратников, приходили к нам и угрожали автоматами. А я по вредности своей как начну полемику раскручивать – про майдан, про Одессу. Через пару часов глядишь, а вэсэушник совсем другой человек уже. Автомат в стороне. Говорит: как же так, Юра, мы ведь могли бы не воевать, а вот так же сидеть и разговаривать, пусть и не соглашаясь…»

Через неделю пребывания Юрия в Курахово следователь отлучился, и Ираклий тайно вывез поэта. Ещё неделю он возил Юрия под вымышленным именем из штаба в штаб, из больницы в больницу, после чего обменял на трёх грузин и ещё двух командиров украинского батальона «Донбасс».

«Ираклий сказал, что я могу не скрывать его имя и эту историю. Да, он убеждённый противник России, но тем не менее он спас нас, смертников. Может быть, однажды мы с ним встретимся в бою, но стрелять друг в друга не будем, я в этом не сомневаюсь, – говорит поэт. – Когда я лежал в московском госпитале, меня навестил Стрелков и отдал мне свою медаль «За оборону Славянска». Разумеется, в Москву приехала моя супруга. Она всё поняла правильно. Хоть она у меня и француженка, но более русская, чем многие русские…»

Сейчас Юрий находится в Москве, работает над новым спектаклем. О дальнейших военных планах говорит туманно: «У меня нет ясной картины того, что там происходит. Будь там Стрелков, я был бы там».

А словак Мирослав, которого Юрий по-братски называет «со­шкафником», живёт сейчас в его московской квартире и пытается получить политическое убежище. За участие в боевых действиях на Донбассе ему грозит в Словакии тюремный срок."
Tags: воспоминания и мемуары
Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Дневник обозревателя

    ❗️⚡️ Реакция 11.06.2025 Методология поражения, или кто запрещает крестные ходы и увольняет священников Обмен ударами с ВСУ, скандал с отказом режима…

  • Дневник обозревателя

    Кто же такой на самом деле известный как бы "патриот"т.Затулин? И чем (какими заслугами) можно объяснить столь длительную карьеру этого…

  • Мерзость запустения

    Провокационное идолище "сталина" на м.Таганская вызывает много вопросов.За протесты против этой нелепой скульптуры, установленной вне всякого…

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 0 comments