ivkonstant в Тот далёкий 1993 год.Оригинал взят у marginalt в Тот далёкий 1993 год.
marginalt в Тот далёкий 1993 год.Далёкий не по времени, а по духу людей. Тогда они смогли воспротивиться "легитимной власти" преступности - т.е. тому, что объявлено и считается теперь здесь чуть-ли не некой непреходящей ценностью. Очень далёкий тот 1993 год... Но речь здесь не о детях погибших под пулями регулярной армии называющейся "своей", или ОМОНа, - а об убитом священнике Викторе, который вышел с иконой поднятой над головой, и был застрелен нашим таким родным солдатом, (а вовсе не "израильским снайпером"), - прошит очередью из крупнокалиберного пулемёта... Считаю его подвиг выше чем кого-либо из защитников Белого дома, но в официальном перечне жертв 1993г. ни о нём, ни о каком-либо священнике не говорится. Странность этого факта особенно побуждает меня вспомнить об о. Викторе. Цитируется из книги: "Мучники нашего времени".
Раздавленные иконы. ("Советская Россия", 18 декабря 1993 - Н. Гарифулина.)
Познакомилась я с отцом Виктором все на той же баррикаде у мэрии 1 октября. Проговорили мы с ним часа полтора - два, потом встретились еще.
Беседовать с отцом Виктором было чрезвычайно интересно. Поражали простая, глубокая мудрость его речений и сила духа. Шел седьмой день его стояния у Дома Советов - в холоде, голоде, а лик его был приветлив и светел.
- Мне бояться нечего, смерть для меня - приобретение, а последней черты не существует, - поведал он мне, а на вопрос, что же привело его сюда, ответил:
- Когда я понял, что грозит державе нашей, то, как отец троих детей и сопастырь Христов, решил: мое место здесь, где возрождается Россия, российский дух. Я твердо верю в промысел Божий, который не оставит единый триединый народ, Россию. Конечно, условия здесь самые экстремальные, какие только можно представить. Все может случиться, и раненые могут быть, и умирающие. Мой долг - исповедать их, принять, может, запоздалое, но разумное покаяние, облегчить страдания, сказать напутственное слово...
Так говорил он тогда, и мы не знали, не могли знать, что не пройдет и двух с половиной суток, как он сраженный пулеметной очередью, упадет на обагренную кровью землю, и в сороковины по убиенным прозвучит напутствие и ему иерею Виктору...
... Когда утром четвертого октября от мэрии легко преодолев игрушечную баррикаду на площадь влетели танки, отец Виктор - наивный и добрый человек! - вышел навстречу им, подняв над головой свое оружие - икону, пытался их остановить.
Крупнокалиберный пулемет прошил его насквозь, а вместе с ним и икону. Когда он упал, убийцы, видимо, для верности пpоутюжили гусеницами его тело.
«Пока пережидали пальбу, рассказали мне друзья, что один из священников, отец Виктор (окормлял он, кажется, один из приходов Зарубежной православной церкви в России), когда подъехали танки, вытянул руку с крестом и пошел по ступеням к набережной им навстречу. На втором пролете упал, прислонился к бордюру. И за отошедшей, упавшей его скуфьей, вкруг его склоняющейся на грудь головы и мертвеющих волос видели сияние...»
Штурм ДС начался на рассвете. Первым в 6.40 был убит отец Виктор, тот священник, что благословлял нас на баррикадах. Он пытался крестом остановить танки и БМП с «добровольцами президента».
Вот и всё, что удалось вытащить из под спуда времени, немного, но здесь столько, что не передать и в целой книге...
Раздавленные иконы. ("Советская Россия", 18 декабря 1993 - Н. Гарифулина.)
Познакомилась я с отцом Виктором все на той же баррикаде у мэрии 1 октября. Проговорили мы с ним часа полтора - два, потом встретились еще.
Беседовать с отцом Виктором было чрезвычайно интересно. Поражали простая, глубокая мудрость его речений и сила духа. Шел седьмой день его стояния у Дома Советов - в холоде, голоде, а лик его был приветлив и светел.
- Мне бояться нечего, смерть для меня - приобретение, а последней черты не существует, - поведал он мне, а на вопрос, что же привело его сюда, ответил:
- Когда я понял, что грозит державе нашей, то, как отец троих детей и сопастырь Христов, решил: мое место здесь, где возрождается Россия, российский дух. Я твердо верю в промысел Божий, который не оставит единый триединый народ, Россию. Конечно, условия здесь самые экстремальные, какие только можно представить. Все может случиться, и раненые могут быть, и умирающие. Мой долг - исповедать их, принять, может, запоздалое, но разумное покаяние, облегчить страдания, сказать напутственное слово...
Так говорил он тогда, и мы не знали, не могли знать, что не пройдет и двух с половиной суток, как он сраженный пулеметной очередью, упадет на обагренную кровью землю, и в сороковины по убиенным прозвучит напутствие и ему иерею Виктору...
... Когда утром четвертого октября от мэрии легко преодолев игрушечную баррикаду на площадь влетели танки, отец Виктор - наивный и добрый человек! - вышел навстречу им, подняв над головой свое оружие - икону, пытался их остановить.
Крупнокалиберный пулемет прошил его насквозь, а вместе с ним и икону. Когда он упал, убийцы, видимо, для верности пpоутюжили гусеницами его тело.
«Пока пережидали пальбу, рассказали мне друзья, что один из священников, отец Виктор (окормлял он, кажется, один из приходов Зарубежной православной церкви в России), когда подъехали танки, вытянул руку с крестом и пошел по ступеням к набережной им навстречу. На втором пролете упал, прислонился к бордюру. И за отошедшей, упавшей его скуфьей, вкруг его склоняющейся на грудь головы и мертвеющих волос видели сияние...»
Штурм ДС начался на рассвете. Первым в 6.40 был убит отец Виктор, тот священник, что благословлял нас на баррикадах. Он пытался крестом остановить танки и БМП с «добровольцами президента».
Вот и всё, что удалось вытащить из под спуда времени, немного, но здесь столько, что не передать и в целой книге...