Из первой темы, к сожалению по понятным причинам, осталось мало живых свидетельств (дневники в тех условиях вряд ли можно было писать и тем более сохранить), вот почему например из свидетельств по ГУЛАГу наиболее сильным документом я посчитал бы книгу Ивана Солоневича "Россия в концлагере", а из второй темы ВОВ воспоминания Александра Ильича Шумилина "Ванька-ротный" (исключительно правдивое и документальное описание событий ВОВ с точки зрения фронтовика на передовой - таких даже среди ветеранов был ничтожно мало). Однако воспоминания Шумилина - это опыт русского фронтовика изнутри советской военной машины, а что было написано из опыта военнопленных или особенно из опыта миллионов русских, оставшихся на оккупированных территориях. Особенно интересен опыт сопереживания страшного выбора, стоящего тогда перед многими людьми, кого выбрать: "своего" людоеда Сталина или же заклятого русофоба Гитлера. (Чем-то проблема этого выбора напоминает и современные проблемы выбора среди некоторых националистов. Кого предпочесть "своего" Путина или страшных "либералов" из госдепа, сислибов или силовиков и т.д.)
Из этой области я бы обратил внимание на два выдающихся документа: "Дневник коллаборантки" Лидии Осиповой (Олимпиады Поляковой - необычайно эмоционально-живое и объективное отражение событий) и обширные мемуары Веры Александровны Пирожковой "Потерянное поколение".
Обе женщины происходят из потомственных семей русской интеллигенции, всегда симпатизировавших белым, обе ненавидят сталинскую тиранию, и тем не менее, обе не без сильных сомнений выбирают путь коллаборационизма. Но за этот выбор их никак нельзя упрекнуть, слишком много аргументов и убедительных обстоятельств заставляют его сделать. Ознакомиться с этими обстоятельствами можно на сайте - http://pavlovsk-spb.ru/okkupatsiya/%D0%BF%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B2-%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D1%8B-%D0%BE%D0%BA%D0%BA%D1%83%D0%BF%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%B8-%D0%B2%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F.html
Обратил бы внимание на некоторые из этих обстоятельств:
"<...>Когда мы полностью осознали, что находимся в состоянии войны, мы поняли, что Псков очень скоро будет занят немецкими войсками. В боевую силу Красной армии мы не очень верили, кроме того, знали, что многие солдаты сражаться за коммунистов не хотели. Армия состояла в своем большинстве из сыновей крестьян, переживших совсем не так давно страшную коллективизацию. Все они потеряли родных и близких, умерших ужасной голодной смертью. Многие не хотели воевать. Я видела сама, как красноармейцы бросали винтовки, а женщины тут же совали им в руки какое-то гражданское одеяние, рубаху, брюки, и они со свертком под мышкой исчезали в толпе."
- Вот кстати свидетельство того, что вначале войны среди широких масс населения, особенно в провинции, господствовал антисоветский настрой и Гитлеру всё-таки надо было умудриться, чтобы заставить русское население вынудить воевать за Сталина.
"Своё" население для Сталина было расходным материалом:
"Это было перед самой оккупацией. А так город бомбардировкой или обстрелом никто особенно не тревожил. Но началось другое: отряды советских поджигателей – мы и не знали, что на случай войны организованы такие отряды, – ходили по городу и поджигали здания. Делали они это довольно неорганизованно, без видимого плана. Жилые дома, к счастью, не поджигали, но жаркая и сухая погода создавала опасность, что от искр, летящих от горящих зданий, загорятся и старые деревянные дома, в которых жили люди. Зачем-то эти отряды сожгли замечательно красивое, ажурное здание бывшего реального училища, где мой отец так долго преподавал. Мой отец стоял и с грустью смотрел, как горело и рушилось здание. Пожаров, конечно, никто не тушил.
Самое ужасное было, что сожгли политическую тюрьму вместе с заключенными. Близко живущие слышали отчаянные крики горевших живьем или задыхавшихся в дыму людей. Но никто не отважился что-либо предпринять. Для нас настал опасный момент, когда подожгли находившийся недалеко от дома, где мы жили, спиртоводочный завод. С громким треском взрывались бочки со спиртом и огромные искры неслись во все стороны. Жильцы дома начали уже выносить более ценные вещи во двор. Но все обошлось: наш дом не загорелся. Хотели взорвать электрическую станцию, но директор предотвратил взрыв, за что его в последний момент расстреляли. Так он своей жизнью спас городу воду и свет, так как строить во время войны новую станцию для населения немцы, конечно, не стали бы, да и не могли бы."
Массовая сдача в плен:
"Мне рассказывал один сдавшийся в плен, – о нем речь будет позже, – что он и с ним 300 советских солдат сдались в плен одному немецкому солдату. Они залегли в стороне, когда армия отступала, тогда как немцы думали, что отступили все, и один солдат просто пошел посмотреть местность, когда из кустов перед ним стали вставать триста человек. Он сейчас же поднял руки, готовый сдаться: не воевать же одному против трехсот! Но эти последние положили оружие, и он их гордо повел в плен. Конечно, все они хотели воевать против Сталина, но… некоторые из них умерли в плену, другие, как мой знакомый, хотя и были выпущены, но воевать против Сталина им не пришлось".
Трезвая оценка В. Пирожковой причин русского народного бессилия, которое так устойчиво сохраняется и по наши дни. Таков результат террористической селекции по созданию "нового советского народа", т.е.послушных и безвольных людей. Увы, сталинская популяция безвольных конформистов преобладает и по сю пору:
"Мне помнится разговор с немолодым немецким офицером на улице в Пскове. Он спросил меня, как пройти на какую-то улицу. Я объяснила. Затем он спросил: «Восстанет ли народ теперь, когда началась война, против коммунистической диктатуры?». Я ответила: «Нет». Он: «Но мы на это надеемся». Я: «Напрасно надеетесь». Он: «Так, значит, народ доволен режимом?». Я: «Нет, большинство режим ненавидит, но все безумно запуганы. Неужели вы не понимаете, что при такой диктатуре восстаний не бывает? Но можно разложить советскую армию, она не будет сражаться, но только в том случае, если люди будут уверены, что война ведется против коммунизма, а не против народа и России». Он задумчиво посмотрел на меня. Затем дал мне свою визитную карточку. Это был полковник, граф, фамилию я его забыла, а карточку потеряла во время многих бегств. Но немецкие аристократы влияния на Гитлера не имели."