Нечего и говорить что юный мыслитель был большим почитателем пессимистической философии Шопенгауэра, совершенно адекватно осмыслив шопенгауэровское понятие воли к жизни, как волю к абсурду. Если у бытия нет твёрдого основания, т.е. Бога, то наша жизнь лишь мираж наполненный призраками. Это кстати очень хорошо выражено в одной молитве, в которой верующий, обращаясь к бытийственной помощи Творца, признаётся Ему, что "семя тли во мне есть", а потому ему как разумной личности требуется бытийственная помощь благодати для подтверждения своей жизненной подлинности - "даруй мне благодать Твою и обнови во мне зраки Твоего образа". Ещё более образно это высказано в 21 псалме Давида: "Аз же есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людий", т.е. без поддержки воли Божией человек утрачивает бытийственность, превращаясь в призрак. По сути дела философия Шопенгауэра это философская исповедь последовательного и неисправимого эгоиста, участь которого уже по этому самому факту может быть только несчастной и печальной.
Кстати, не только немцы отличались такой самоубийственной последовательностью. Популярный в эпоху серебряного века австро-еврейский философ Отто Вейнингер не смог совладать с пессимистическими выводами своей доктрины и в 23 года покончил с собой - http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B5%D0%B9%D0%BD%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D1%80,_%D0%9E%D1%82%D1%82%D0%BE
А что же Россия? Ведь русские также принадлежат к народам, для которых понятие воли (а значит и смысла жизни) всегда имело громадное зачение. Например, А.С.Хомяков даже Бога-Творца называл "Волящим Разумом". И в этом ракурсе у нас имеется много общего с немцами и евреями (и отнюдь неслучайно такие драматические коллизии происходят именно в этом треугольнике - русские, евреи, немцы). Однако в отличие от немцев и евреев русские (их предки) уже в самые доисторические времена имели совершенно иное понимание направленности воли, на что прозорливо обратил внимание в "Семирамиде" А.С.Хомяков. Это понятие было всегда связано не с устремлённостью к материалистическому или чувственному самоутверждению эгоистических воль, но со своеобразно понимаемой "духовной свободой", ограничивающей личный эгоизм духом братской любви. Иными словами, свободолюбие Иранского начала постулировало гармонические, бесконфликтные или ненасильственные взаимоотношения, а не их борьбу и противостояние. "Иранское" Самопожертвование против "Кушитского" Самоутверждения - из этого противопоставления А.С.Хомяков разовьёт своё знаменитое учение о соборности как гармоничном сочетании "единства и свободы". Многим поверхностным людям подобные учения могут показаться "прекраснодушными утопиями", однако они по своей культурно-идеологической сути не более утопичны, чем любые концепции самых строгих и последовательных мыслителей, ибо любая самая глубокомысленная философия (вне связи с Источником бытия) является всего лишь "игрой ума", полезность которой определяется не её мнимой "истинностью", а лишь заслугами в сфере культурных ценностей или же заслугами историческими (как например, совершенно фантастическая, сама по себе, утопическая концепция "Общественного договора" Руссо, однако способствовавшая одному из крупнейших общественных переворотов в европейской и мировой истории).
С точки зрения Хомякова русские были как бы "православными" ( по идее или по замыслу) уже задолго до Нового Завета, точно также как немцы были своеобразными индивидуалистами-"протестантами" задолго до Лютера. И это является не простым вымыслом Хомякова, но вполне ясно опирается на исторические свидетельства, например на свидетельство византийского историка Прокопия Кесарийского, отмечавшего единобожие антов (ветвь восточных славян) и характерное понимание божества - "Предопределения же они не знают и вообще не признают, что оно имеет какое-то значение, по крайней мере в отношении людей..."
Иными словами, отношение к верховному божеству у славян отличалось дружеским взаимопониманием и доброжелательностью, им было совершенно чуждо ветхозаветное понимание карающего и грозного владыки. С таким благожелательным владыкой всегда можно было договориться, что кстати и сделал кн.Владимир Красное Солнышко, однажды попав в засаду и прячась от печенегов под мостом, обещал Богу щедрые дары покаяния в случае своего спасения (что он незамедлительно исполнил). Разумеется из этого восприятия божества могло в качестве теневой стороны родиться и необязательность, и злоупотребление милосердием Божием, и уклонение в пелагианство. Но таково исконное восприятие божества у славян (правда, не у всех), позволившее легко принять христианскую веру как свою родственную и близкую по духу. Этим же пониманием "Образа Бога" можно объяснить и особый упор первого русского митрополита Иллариона на Благодати, а не на Законе (и разных там запретах).
Но может быть глубокое различие в религиозных воззрениях проявляется не только в понимании Бога, но и в понимании Его противника как символа зла. У немцев, евреев и вообще на протестантском Западе дьявол это сверхдемоническая личность, злой супермен, активно противящийся воле Творца или несущий зло людям. (И здесь странность, постепенно утрачивающие понятие о Боге как о Волящей Личности, однако продолжают сохранять личность у Его противника. Чтобы в этом убедиться достаточно посмотреть на содержание многих популярных компъюторных игр с летающими демоническими монстрами и прочими чудищами.)
А что же у нас, у русских? - Для нас дьявол это скорее некая инфернальная "чёрная дыра", безликая и безличная бездна. Хорошее определение дьявола дал Достоевский как "духа самоуничтожения и небытия". Этот "дух" затягивает в бездну грешных безвольных людей, потерявших связь с Волящим Разумом, аннигилирует и уничтожает бытие. И здесь полная противоположность с западным пониманием, можно сказать какая-то зеркальная противоположность. Здесь, у "нас" можно договориться с Богом, а там, на Западе, обычно "договариваются" с дьяволом (легенда о Фаусте!).
Однако не следует идеализировать и наш тип религиозности, он и в исходных своих стадиях имеет определённые двусмысленности и негативные стороны (критически отмечаемые ещё славянофилами). Развитие этих негативных сторон было хорошо исследовано Достоевским, у которого между прочим прекрасно выведен и образ радикального русского бунтаря-философа, который подобно немцу Филиппу Майнлендеру по чисто идейно-философским основаниям кончает жизнь самоубийством. Конечно же, это революционер Кириллов из "Бесов":"
Дойдя умом до отрицания Бога, К. пытается освоить мысль до конца: «Если Бог есть, то вся воля Его, и из воли Его я не могу. Если нет, то вся воля моя, и я обязан заявить своеволие… Я обязан себя застрелить, потому что самый полный пункт моего своеволия — это убить себя самому… Убить другого будет самым низким пунктом моего своеволия… Я хочу высший пункт и себя убью». http://www.litra.ru/characters/get/chid/00789141241782740118/
Ведь главное что? - это мысль разрешить, а не миллионы иметь...
Кстати, в качестве послесловия: В конспекте «Бесов», сделанном Ф.Ницше, логика миропонимания К. подробно проанализирована и рассмотрена под углом зрения начатков нигилизма: по Ницше, суть дела не в избытке нигилизма, а в его недостатке, к тому же в глазах немецкого философа убийство другого — акция, присущая сильному человеку, а самоубийство — слабому (см.: Ю.Давыдов. Этика любви и метафизика своеволия. М., 1982; В.В.Дудкин. Достоевский и Ницше. Петрозаводск, 1994).